“В данной статье не предполагается осветить все аспекты античной рецепции у Гумилёва, поскольку она представлена достаточно многопланово и разнообразно. Перечислим коротко основные тексты.„
“Поэтика позднего Гумилёва загадочна. Как известно, автор "Огненного столпа" отходит от "чистого" акмеизма [1] и возвращается — по крайней мере частично — к символизму, хотя в то же время некоторые черты акмеистической поэтики сохраняются и в его позднем творчестве. Однако сложный (и сугубо индивидуальный) синтез символистских и акмеистических принципов в сочетании со все более усложняющимся религиозным и философским осмыслением места и роли человека в бытии порождает немало трудностей при восприятии художественного мира позднего Гумилёва как единого ментально-эстетического целого.„
“В наследии Николая Гyмилёва одно из наиболее любимых интеpпpетатоpами стихотвоpений — «Заблyдившийся тpамвай». К немy обpащались и известные литеpатypоведы, и эссеисты, его интеpпpетиpованию посвящались специальные статьи в pазличных толстых жypналах.„
“В данной статье рассмотрены ключевые вопросы гумилёвской поэтики, связанные с восприятием античных мифов: их сущность, особенности функционирования. Образ античности в творчестве поэта серебряного века связан с диалектической борьбой и единством трёх начал: земного, духовного и героического.„
“«Слово» — из последнего прижизненного сборника Н. С. Гумилёва «Огненный столп» (1921). По словам Г. Иванова, «Огненный столп» более, чем любая из его предыдущих книг, полна напряженного стремления вперед по пути полного овладения мастерством в высшем (и единственном) значении этого слова»1. Этот период творчества Н. Гумилёва отличается углубленностью и многоплановостью, философской неоднозначностью понимания бытия.„
“Крокодил, пальма и солнце
Когда говорят, что акмеизм есть «тоска по мировой культуре», это не совсем справедливо — по отношению к символизму. По сути, весь русский поэтический Ренессанс, начиная с 1890-х годов, был повернут лицом к Западу (и к Востоку — в той степени, в какой Запад интересовался Востоком). Хотя я бы не назвал эту развернутость тоской; есть другие слова, например — тяга и захват, азарт и соревнование. Гумилёв, как поэт всемирной отзывчивости, был в этом равно похож и на своего учителя Брюсова, и на своего друга Мандельштама. Соревновательность у него все-таки шла от Брюсова. Достаточно вспомнить, как много он успел перевести из мировой поэзии — от аккадского эпоса «Гильгамеш» до французских и скандинавских народных песен, от «Поэмы о старом моряке» Кольриджа до «Эмалей и камей» Теофиля Готье.„
